На городских станциях до сих пор есть отголоски тех схем лечения. Тогда шестилетняя кошка считалась старой. Там были те самые замечательные стеклянные шприцы. Мы их кипятили, и определенное количество времени они должны были прокипеть. Потом стали присылать пластиковые. Но сначала присылали очень мало. На них, конечно, было написано, что они одноразовые, но они тоже прекрасно кипятились — какое-то время, пока не начинали расползаться. Еще работа на станции запомнилась кучей писанины: терапевтический план, хирургический план, план по усыплению — да, такой тоже был. Как тогда усыпляли, даже говорить не хочу — это прямо детская травма. Ветеринарии мелких домашних животных тогда еще не было. Когда животному ставили иглу в вену, как человеку, это было прямо вау, на это сбегался посмотреть народ со всей клиники, включая аптеку. Сложных операций не было: кастрация, стерилизация, кесарево сечение, купирование ушей, хвостов и так далее. На самом деле там были достаточно квалифицированные врачи, они любили животных. Но когда каждый день такой поток, и от животных, и от владельцев очень устаешь, любить их становится сложно. А это была одна станция на весь район. Тогда не было частных клиник. В девять утра очередь из зала ожидания уже выходила на улицу. Принимали очень быстро, диагнозов было по пальцам двух рук пересчитать, схем лечения — по пальцам одной руки.
С тех времен у меня осталось несколько четких постулатов. Во-первых, я точно знаю, что очень много болезней проходят сами, потому что на тех схемах лечения, которые тогда были, животные просто не должны были выживать, если бы у них не было для этого собственных ресурсов. Я в этом уверена на 100%. Но благодаря современной ветеринарии мы можем все-таки помочь животному не заразить других и выздороветь быстрее, без потери качества жизни, без того, чтобы заболевание стало хроническим и причиняло неудобства. Во-вторых, если животное хочет жить, ветеринария бессильна. Когда я вижу в назначениях новокаиновые блокады или уколы гомеопатии в мышцы спины, я думаю: «Какой же ты живучий, зайчик!»
После работы на ветстанции я поступила в Санкт-Петербургскую государственную академию ветеринарной медицины — СПбГАВМ. Если бы выбирала сейчас, поехала бы учиться в Европу. В Германии, например, ветеринарное образование гораздо более фундаментальное, обширное, глубокое. У нас учебники успевают сильно устареть уже к тому моменту, когда их только напечатали. В моих учебниках были описаны препараты, которые не просто не используются, а уже даже не выпускаются. По сути, врач, конечно, учится сам. Главное, что дает высшее образование, — навык вычленять из потока информации то, что тебе нужно, и понимание, как это применить на практике. Когда я оканчивала академию, с интернетом было совсем плохо, он только-только зарождался, был по карточкам, поэтому учились по книгам.Иногда пациенту требуется уход врача — и чем дальше врач уйдет, тем лучше.
В институте я неплохо зарабатывала на курсовиках. Они все были оригинальные, каждый писался под конкретного товарища. Я тогда перечитала полбиблиотеки: заходила и выносила оттуда мешками книги. У меня был уговор с библиотекарями, что они меня не трогают. И деньги были очень неплохие, для студента особенно. Точных цен уже не помню, но по ощущениям от 300 до 2000 Р за курсовик. Были эксклюзивные, типа анатомического вскрытия, за эти брала около 5000 Р. Дневник по практике — 20 000 Р. Работать приходилось много — я сутками не спала, благо организм позволял. Общий заработок был примерно 60 000 Р за сессию.
Работать по специальности начала еще до получения диплома. Когда нужно было проходить обязательную практику на третьем курсе, я устроилась в ведомственную ветеринарную службу ФСИН. Там я работала с розыскными и караульными собаками. В мои обязанности входили осмотр и лечение больных собак, организация и проведение профилактических мероприятий, ведение отчетности. Традиционно охранные собаки агрессивные, и, чтобы врач мог к ним просто подойти, уже нужна седация. Мне помогали кинологи, потому что в каком-нибудь алабае могли быть все 80 кг, а во мне — значительно меньше. С овчарками мы договаривались, общались. Это был очень интересный опыт, который мне сильно помог впоследствии, потому что там была одна я и много животных, каждое со своим характером. Приходилось работать в условиях недостаточного финансирования: в запасах ветслужбы были йод, зеленка, антибиотик тилозин — и все. Я писала заявки на препараты, пыталась что-то наладить, например график вакцинации. Я привыкла ни на кого не рассчитывать, привыкла думать. Если мне нужно узнать дозу препарата, схему лечения или патогенез какого-то заболевания, я все найду сама. Это была такая жесткая школа: как бросают в воду детей, чтобы научить плавать.
После практики я оформилась сначала как вольнонаемный сотрудник, потом прошла начальную военную подготовку, принесла присягу, отслужила в армии, постреляла из автомата — и попала в штат. Но зарплата была на уровне уборщицы. Пока у меня был удобный режим работы, меня это устраивало: я приезжала когда хотела, на то время, которое мне было нужно для выполнения моих задач. Когда я закончила ветакадемию, оказалось, что в 08:15 я должна быть на построении и до 17 с копейками сидеть ковырять в носу. И это за какие-то смешные даже по тем временам деньги. Пришлось увольняться.
После ФСИН я работала с зоозащитными организациями, практиковала в ветклиниках и параллельно развивала свою частную практику. С зоозащитниками работала довольно долго: консультировала на форумах, выезжала в приюты. Во-первых, просто хотелось помочь, во-вторых, в этой среде много инфекций, а меня всегда очень интересовали инфекционные патологии — это моя первая любимая специальность. Но зоозащита — это истеричный мир с постоянным надрывом. То кто-то умирает — давайте соберем деньги, то где-то порезали собаку и за лапы привязали к дереву, здесь животное сбили, там котенку выжгли глаза… У меня на это уже не хватает нервов. Я потом спать не могла, и мне диагностировали депрессию.
Я ушла из зоозащитной сферы и повысила цены на свои услуги. Специально, чтобы отсечь тех, кто хочет подешевле, на халяву и так далее. У меня нет никаких скидок для бездомных животных, но если я приезжаю на вызов и вижу нищую бабушку с любимой кошечкой, таких я полечу бесплатно. Я даже попрошу лабораторию сделать скидку на анализы и сама достану какие-то лекарства. Еще у меня есть подруга в Петрозаводске, которая занимается бездомными животными, и несколько человек в зоозащите, которых я уважаю и готова с ними работать. Их животных я тоже лечу бесплатно и всегда очень рада им помочь, потому что там нет этой истерии. Просто люди заботятся о животных.
Место работы
В ветклинике в 2009 году я работала шесть дней в неделю и получала 24 000 Р в месяц.
Я работала с десяти утра до девяти вечера очень напряженно и тяжело. Денег было мало, реализации никакой, потому что я не успевала ничего вообще, даже учиться. Ты просто вкалываешь, причем тебя даже не оформляют официально. К сожалению, очень распространено, когда врачи работают без оформления в штат и получают копейки. Это рабский труд, особенно у ассистентов, которые в принципе уже готовые специалисты, просто ничего не умеют и как раз в процессе работы всему учатся, — это нормально. Чтобы вырасти во врача, нужно какое-то время поработать ассистентом. За смену 14 часов ассистент может присесть два раза и заработать 1000 Р.
Зарплаты в ветклиниках и сейчас — это 20 000—30 000 Р в месяц. Четкой ставки нет, есть какая-то фиксированная сумма плюс процент с приемов. Хорошо получают хирурги, хирурги-эндоскописты и узкие специалисты. Чем ты лучше, тем ты больше зарабатываешь. Но есть и другая сторона: чем больше отжал у клиента денег на ненужные анализы и манипуляции, тем, опять-таки, больше заработал.
В государственных клиниках платят еще меньше и при этом намного больше контролируют. Пациентов там очень много — на городской станции по-прежнему всегда очередь. Зачастую там прекрасное оборудование, но оно стоит под пленочкой, в коробке, потому что к нему не прилагается человек, которого обучили с ним работать. Квалификация врачей часто очень низкая. «Дихлофос» в уши при отодектозе — ушных клещах — это не шутка, а реальный случай. Поскольку в госучреждениях только оклад, врач не заинтересован в том, чтобы расти. Хоть прыгни выше головы — больше денег все равно не получишь. В частной клинике в этом плане лучше, иногда хоть на курсы какие-то пошлют.
90% случаев — это что-то стандартное: «почесушки», поносы, больные глазки, ножки, ушки и так далее. Бывает, что-то нестандартное маскируется под простое, и тогда болезнь легко упустить. В клинике на прием отводится ограниченное время, врача торопят, у него всегда куча дел и просто нет возможности возиться с каждым пациентом, искать причину заболевания, разрабатывать индивидуальную схему лечения.Мне было сложно работать в клинике не только из-за маленькой зарплаты, но и потому что там поток.
А я люблю подумать подольше, изучить проблему, установить контакт с животным и хозяином. Мне нравится, когда я помню пациентов по именам, знаю, сколько им лет, какие у них анализы, какие угощения они любят, как они спят. Потом мы с владельцем общаемся онлайн, я на связи 24/7. Если есть вопросы по схеме лечения, если есть побочки от препаратов, если что-то не помогает или уже помогло и есть смысл отменить, клиенты мне пишут, консультируются. За это не надо дополнительно платить, это просто ведение, оно входит в стоимость вызова. Вообще, если врач хорошо знает животное — откуда оно, чем кормится, чем болело, — проблему иногда можно решить просто по телефону, а также проще распознать какой-то манифест патологии. Например, если у меня в пациентах кошка с морбидным ожирением, я буду ждать сахарного диабета и в анализах всегда буду смотреть сахар.
Когда у меня сформировался свой пул клиентов, я окончательно ушла в частную практику. Нигде не давала никакой рекламы, работало только сарафанное радио. У меня, конечно, есть «Инстаграм», на него подписано всего 370 человек, каждый день я там публикую пациента дня. С клиентами никогда проблем не было, работаю на износ, не успеваю спать. Причин успеха, как мне кажется, три.
Во-первых, я действительно люблю животных и искренне хочу помочь — наверное, это видно. Во-вторых, у меня достаточно высокая квалификация. Я ею занимаюсь, я дрессирую себя, чтобы соответствовать тем деньгам, которые люди платят за мои услуги. Это долго, нудно. Чтобы столько зарабатывать, нужно очень много работать. Причем работать не только на вызовах, но и после: это поиск ответов в литературе, консультации с коллегами, подбор медикаментов. Это постоянное самообучение: я сижу на «Пабмеде», посещаю конгрессы и мастер-классы, слушаю вебинары узких специалистов. Мне повезло: у меня есть бесплатный доступ ко всем образовательным мероприятиям клиники Сотникова — одной из ведущих ветеринарных школ России.
Поскольку я врач общей практики, мне интересно все. Я ходила на мастер-классы по УЗИ-диагностике, была на курсах по МРТ. Потому что, например, зная принцип МРТ, я понимаю, каких пациентов мне нужно отправить на это исследование, а каких — на КТ, каких — на энцефалограмму. Я могу дать точное направление. В августе пойду на мастер-класс к пластическому ветеринарному хирургу. Она будет рассказывать о стадиях раневого процесса, какие раневые повязки лучше в каком случае. Это все гуглится, есть статьи на эту тему, я уже была на подобном вебинаре, но хочу послушать именно этого врача, потому что у нее огромный опыт восстановления совершенно чудовищных раневых поверхностей. Еще с огромным интересом слушаю лекции Королевского ветеринарного колледжа в Лондоне. Сейчас вообще много материалов за вменяемые деньги размещается в онлайн-доступе. Недавно открыла очень интересное издание по биохимии и поймала себя на том, что читаю его, как приключенческий роман. Врачу общей практики нужно знать все понемножку. Хотя бы чтобы квалифицированно отвечать на вопросы владельцев.
В-третьих, если я помочь не могу, то я об этом честно говорю и отправляю клиента к узкому специалисту, который разбирается конкретно в этой патологии. Я никогда не буду брать деньги за то, чего я не умею, и я точно знаю, что клиент потом вернется ко мне с какой-то другой проблемой, которую я уже смогу решить. Если не вернется и останется в хорошей клинике, это тоже прекрасно. В Питере животных много — пациентов хватит на всех.
Суть профессии
Я считаю, что у меня идеальная профессия: я глажу котиков, а мне за это платят. Мои клиенты — это в основном владельцы собак и кошек. Еще у меня в пациентах есть лиса, сервал, как-то ездила делать уколы хамелеону.
Больше 10 лет я работаю на себя. Это очень спокойная, размеренная работа. Сейчас у меня своя вызывная служба, работающая по современным стандартам: только доказательная ветеринария, никаких острых пациентов и хирургии на дому, упор на консультативные, диагностические, сопроводительные и процедурные услуги. В общем, я семейный ветеринарный врач. У меня нет операционной, нет своего кабинета, я работаю на дому у клиента и не занимаюсь острыми пациентами, которым могут внезапно потребоваться активные реанимационные или стабилизирующие мероприятия.
Перед вызовом я стараюсь получить максимально полную информацию о животном. Если мне скажут, что собака посинела и плохо дышит, я на этот вызов даже не поеду. Я сразу отправлю людей в клинику, чтобы они не теряли ни время, ни деньги, потому что такому животному в домашних условиях не помочь. Но иногда владельцы неадекватно оценивают состояние питомца или рассказывают меньше, чем могли бы. У меня была клиентка, которая меня обманула. Я ехала на совершенно другие симптомы. А когда вошла, увидела задыхающегося кота с отеком легких, выплевывающего отечную жидкость. У кота был безумный кашель, очевидно, пневмония и температурища. Я объяснила хозяйке, что надо ехать в стационар лечиться, — нужна квалифицированная помощь, может быть, даже аппарат ИВЛ. Но женщина мне сказала: «Нет, доктор, нам от вас нужен был только диагноз, а лечить я его буду торсионными полями». Я вокруг этой тетеньки плясала с бубном час, уговаривала ее, что я довезу, не надо денег, давайте только доедем до клиники, но убедить человека так и не получилось.
Я терапевт — провожу первичную консультацию, занимаюсь сопровождением сложных случаев, когда надо показать пациента нескольким узким специалистам и потом подобрать общую схему лечения. Это уронефрология, гастроэнтерология, дерматология, терапия инфекционных болезней и так далее. Хронические патологии на дому ведутся очень хорошо. Это позволяет минимизировать стресс у животного.
Сотрудников у меня немного: УЗИ-диагност, диетолог и моя помощница. Раньше у меня еще была хирург и стоматолог в одном лице, мы пробовали проводить какие-то простейшие операции на дому: санацию ротовой полости, чистку зубов — это все-таки происходит под наркозом, кастрацию котов, стерилизацию кошек, удаление небольших кожных новообразований. Но у меня каждый раз была аритмия, когда врач ехала на вызов. Я думала о том, что там внезапно в наркозе может произойти, и мне было страшно — она же там одна. Теоретически, если проводится какая-то операция под общей анестезией, должен присутствовать врач-анестезиолог. Он делает инфузии, если надо, следит за температурой тела. Например, у маленьких собачек под наркозом часто падают сахар и температура. И нужно контролировать этот процесс. Хирург занимается непосредственно своей работой. Он не должен от шприца, воткнутого в катетер, бросаться к скальпелю и обратно. И не дай бог еще выполнять функцию реаниматолога. Реанимационные мероприятия даже у небольшого животного в домашних условиях проводить очень сложно. Если это большая собака — в принципе невозможно. Мы, естественно, предварительно обследовали пациента, делали анализы крови, УЗИ сердца, но я все равно каждый раз очень волновалась, и в результате пришлось от этого отказаться. Я, конечно, лишилась какого-то количества денег, но решила, что мои нервы дороже.
Я оформила ИП, плачу налоги, все официально. У меня есть определенные ограничения. Например, я не могу проводить вакцинацию на дому от заболеваний, общих для человека и животного, в частности от бешенства. Но это правило существует только в Санкт-Петербурге — в Москве, например, оно не работает.
Еще я сотрудник процедурного кабинета клиники Сотникова. Я беру кровь на анализ, собираю материал для ПЦР-диагностики, чтобы выявить какие-то инфекции, провожу капельные инфузии, внутривенную катетеризацию и любые инъекции. Я называю это «вызовы для расслабления мозга». Пришел и сделал, думать не надо — почти как отдых. Таким образом, у меня два рабочих телефона: процедурного кабинета и моей вызывной службы.
У меня не бывает типичных рабочих дней. Каждый день особенный, непохожий на другие. Иногда это круговерть с семи утра до двух ночи, иногда — пара вызовов и томный обед в кафе.
Я работаю с категорией людей, которые более трепетно относятся к своему животному, чем большая часть населения. Если человек готов платить довольно приличную сумму за вызов врача, потому что не хочет подвергать животное лишнему стрессу во время похода в клинику, это значит, что он все-таки настроен сделать жизнь своего питомца лучше.В большинстве случаев моя задача — улучшить качество жизни животного и сделать это максимально щадящим способом.
У нас еще во многом «карательная» ветеринария. Кот три часа просидел в холле, там собаки, страшно, резкие звуки, крики. Животное испуганное, голодное, потому что нужно сдать кровь. Его вытряхнули из переноски, грубо растянули в шесть рук, в попу залезли, в вену залезли, в рот залезли. Со звоном полетели на столик железные инструменты. С точки зрения кота это просто какой-то кошмар, безумие, он не понимает, что происходит, нормально же все было…
Прием, например, в кэт-френдли клинике сильно отличается. Во-первых, нельзя вытряхивать животное из переноски, нужно дождаться, пока кошка выйдет сама. Или хотя бы снять верхнюю часть и сверху закрыть одеялком. Одеяло опрыскать феромонами, потому что кошки очень чувствительны к лицевым феромонам, это их успокаивает. На мировом рынке сейчас много устройств с препаратами, которые можно просто включить в розетку, или можно попшикать специальным средством на поверхности, на руки — и животному будет комфортно. Не надо бросать инструменты, хлопать дверями и орать. Врачи должны заходить в кабинет корректно, не пугая животное. Кошек и собак нужно принимать раздельно, у них не должно быть общего холла. Или, если это невозможно по техническим причинам, в общем зале должны быть предусмотрены высокие полки или столики, на которых можно так разместить переноску, чтобы кошка оказалась выше собак, — ей так комфортнее. Кошки вообще очень тревожные животные. У них на фоне стресса часто обостряются заболевания. Они могут перестать писать, если нервничают. В конце концов, есть успокоительные. Можно перед приемом давать таблеточку. И врачу будет легче, и хозяину, и животному.
Раньше я работала, как и все: животное засунули в сумку-фиксатор или просто зафиксировали руками, воткнула иголку — кошка орет, кровь во все стороны, одного хозяина уже укусили, второй хозяин пытается упасть в обморок… В общем, теплая дружественная обстановка. С тех пор, как я перешла на кэт-френдли ветеринарию, я не достаю сумку-фиксатор. Сейчас, если я прихожу и вижу, что животное, например, схватили за шкирку, я объясняю: за шкирку брать не надо — вы его низводите до котеночка. Вы поставили его в подчиненное положение и доминируете. Не надо доминировать, давайте будем договариваться. То же самое с собаками. При бережном обращении можно спокойно осмотреть животное, оно не будет жевать тебе руку, пока ты проверяешь зубы. Врачу работать в таком формате тоже выгодно. И забор крови происходит гораздо быстрее, чем если это делать насильно.
Иногда во время манипуляции кошки начинают злобно орать утробным голосом — типа «ты что вообще творишь, холоп!» При этом не двигаются с места, не кусаются, не царапаются. В этот момент их никто жестко не фиксирует, лапку я просто придерживаю. Это выражение эмоций, животное имеет на это право. Я могу даже подпеть ему или помурлыкать с ним. Это очень смешно выглядит, я научилась этому на семинаре для кэт-френдли ветеринарных врачей. Коллега там рассказывала, что она со своими пациентами мурлыкает. Я послушала и решила тоже попробовать. Ведь что мы говорим кошке, которая вырывается? «Шшшшш» — так же, как мы успокаиваем детей. Но «Шшшшш» для нее — это вы на нее шипите. А кошки не любят, когда на них шипят. Для них это выражение агрессии. Поэтому мы не шипим на кошку, мы с ней мурлыкаем. Они реально от этого успокаиваются.
Есть котики, у которых кровь лучше берется из задней лапки. Бывает, надеваю на переднюю жгут, и котик начинает махать лапами:
Может быть, у него болит какой-то сустав. Очень многие кошки спокойно лежат на руках у владельца, им комфортнее пройти процедуру в таком положении. У меня есть семья, которая делает своему коту «мокрую лапку»: папа чуть-чуть смачивает руку и начинает гладить котика между ушей — создается эффект, как будто его вылизывает мама-кошка. Котик это очень любит и быстро успокаивается. У каждого владельца какие-то свои фишечки.«Я вас всех убью сейчас, я уйду из этого дома!»
Недавно я приезжала к своей постоянной клиентке с девочкой-практиканткой из академии. Нам нужно было сделать укол кошке. Она живет в семье уже три года, но по характеру абсолютно дикая, ее забрали с улицы. Когда мы вошли, кошка зашипела на практикантку и залезла на шкаф. В итоге я, балансируя на стремянке, ее погладила, мы с ней поговорили. Я попросила у кошки разрешения сделать укол. Я знаю, что она меня не понимает! Но спокойный голос и доброжелательная интонация на самом деле творят чудеса. Пока я делала укол, кошка даже не дернулась, а до этого вела себя агрессивно и боялась. Я не могу сказать, что она была от меня в восторге, но мне удалось ее уговорить.
Чем процедуры более щадящие, тем лучше. Если есть возможность, лучше назначить таблетку или суспензию — легче владельцу, животному, врачу. И чем проще курс лечения, тем он более гарантированно будет соблюдаться. По последним рекомендациям, кошкам лекарства назначают либо перорально, либо внутривенно. Внутримышечные инъекции активных препаратов — гормонов, антибиотиков — нежелательны.
Не всегда легко понять, что животному больно. С собаками обычно проще: у них все эмоции написаны на лице. Если собачке больно, чаще всего мы это услышим и увидим. Есть, конечно, стоики, обычно это бойцовые породы собак — они вообще малочувствительны к боли. Но бывает, что даже стаффорды кричат. Еще тяжело работать с крупными цепными собаками, которые с владельцем почти не общаются. Это такой грозный звоночек, его функция — лаять, его никто не рассматривает как человеческого любимца. Очень часто сами владельцы таких собак боятся. Бывает, мне звонят: «Ой, у нас собачка что-то из будки не выходит». Я спрашиваю: «А вы можете ее вытащить, зафиксировать, надеть намордник?» Обычно собак я осматриваю без намордника и без жесткой фиксации, но с такими животными без этих мер работать все-таки довольно стремно. И многие отвечают: «Нет, мы не можем. Доктор, а может, вы как-нибудь подкрадетесь, сделаете укольчик и убежите?» Таким клиентам я отказываю, потому что я могу рассказать, как зафиксировать, но сама этим заниматься не буду.
А вот по кошке понять, что что-то не так, гораздо сложнее. Кошки как хищники до терминальной стадии болезни зачастую скрывают симптомы. На фоне относительного благополучия вдруг у животного обнаруживаются какие-то жуткие анализы, и оно начинает сыпаться на глазах. Сильная боль у кошек косвенно видна, но они очень редко кричат или плачут. Скорее это нахохлившийся батончик, котик с подвернутыми лапками или вообще лежащий на боку. Если котику больно, у него ушки назад, усы опущены, зрачки расширены. У здорового котика усы и ушки вперед, кошки вообще очень любопытны. Иногда они могут урчать, пытаясь таким образом себя немного обезболить.
